БЫЛ ПОЛОН ВОЗДУХ ВСПЫШЕК ИСКРОВЫХ...
Н. С. Тихонову
Был полон воздух вспышек искровых,
Бежали дни - товарные вагоны,
Летели дни. В неистовстве боев,
В изодранной шинели и обмотках
Мужала Родина - и песней-вьюгой
Кружила по истоптанным полям.
Бежали дни... Январская заря,
Как теплый дым, бродила по избушке,
И, валенками уходя в сугроб,
Мы умывались придорожным снегом,
Пока огонь завертывал бересту
На вылизанном гарью очаге.
Стучат часы. Шуршит газетой мышь.
"Ну что ж! Пора!"- мне говорит товарищ,
Хороший, беспокойный человек
С веселым ртом, с квадратным подбородком,
С ладонями шершавее каната,
С висками, обожженными войной.
Опять с бумагой шепчется перо,
Бегут неостывающие строки
Волнений, дум. А та, с которой жизнь
Как звездный ветер, умными руками,
Склонясь к огню, перебирает пряжу -
Прекрасный шелк обыкновенных дней.
1921
ДРУГ, ВЫ СЛЫШИТЕ, ДРУГ...
Друг, Вы слышите, друг, как тяжелое сердце мое,
Словно загнанный пес, мокрой шерстью порывисто дышит.
Мы молчим, а мороз всё крепчает, а руки как лед.
И в бездонном окне только звезды да синие крыши.
Там медведицей белой встает, колыхаясь, луна.
Далеко за становьем бегут прошуршавшие лыжи,
И, должно быть, вот так же у синего в звездах окна
Кто-нибудь о России подумал в прозрачном Париже.
Больше нет у них дома, и долго бродить им в снегу,
Умирать у костров да в бреду говорить про разлуку.
Я смотрю Вам в глаза, я сказать ничего не могу,
И горячее сердце кладу в Вашу бедную руку.
1919
***
Если не пил ты в детстве студеной воды
Из разбитого девой кувшина.
Если ты не искал золотистой звезды
Над орлами в дыму Наварина,
Ты не знаешь, как эти прекрасны сады
С полумесяцем в чаще жасмина.
Здесь смущенная Леда раскинутых крыл
Не отводит от жадного лона,
Здесь Катюшу Бакунину Пушкин1 любил
Повстречать на прогулке у клена
И над озером первые строфы сложил
Про шумящие славой знамена.
Лебедей он когда-то кормил здесь с руки,
Дней лицейских беспечная пряжа
Здесь рвалась от порывов орлиной тоски
В мертвом царстве команд и плюмажа,
А лукавый барокко бежал в завитки
На округлых плечах Эрмитажа.
О, святилище муз! По аллеям к пруду
Погруженному в сумрак столетий,
Вновь я пушкинским парком, как в детстве, иду
Над прудом с отраженьем Мечети,
И гостят, как бывало, в лицейском саду
Светлогрудые птички и дети.
Зарастает ромашкою мой городок,
Прогоняют по улице стадо,
На бегущий в сирень паровозный свисток
У прудов отвечает дриада.
Но по-прежнему парк золотист и широк,
И живая в нем дышит прохлада.
Здесь сандалии муз оставляют следы
Для перстов недостойного сына,
Здесь навеки меня отразили пруды,
И горчит на морозе рябина —
Оттого, что я выпил когда-то воды
Из разбитого девой кувшина.
1930
КОКТЕБЕЛЬ
Я камешком лежу в ладонях Коктебеля...
И вот она плывет, горячая неделя,
С полынным запахом в окошке на закат,
С ворчанием волны и трескотней цикад.
Здесь, в этом воздухе, пылающем и чистом,
Я сразу звонким стал и жарко-золотистым,
Горячим камешком, счастливым навсегда,
Соленым, как земля, и горьким, как вода.
Вот утро... Все в луче, лазурью пропыленном,
Оно к моим зрачкам подкралось полусонным,
И, распахнув окно, сквозь жаркий полумрак
Впускаю в сердце я огонь и Карадаг.
Пересекая свет и голубые тени,
Подошвой чувствуя горячие ступени,
По лестнице бегу на раскаленный двор,
На берег, где шумит взлохмаченный простор
И, с пеной на гребне, обрушив нетерпенье,
В тяжелых пригоршнях ворочает каменья.
Там, с ветром сочетав стремительный разбег,
Я телом брошенным разбрызгиваю снег,
Плечом взрезаю синь, безумствую на воле
В прозрачной, ледяной, зеленоватой соли.
Ловлю дыханье волн и, слушая прибой,
Качаюсь на спине под чашей голубой.
Потом на берегу, песком наполнив руки,
Я долго предаюсь пленительной науке,
Гляжу на камешки, на форму их и цвет...
То четки мудрости, жемчужины примет.
У ног моих шуршит разорванная влага,
Струится в воздухе громада Карадага,
И дымчатый янтарь расплавленного дня
Брожением вина вливается в меня.
МОГИЛА БОЙЦА
День угасал, неторопливый, серый,
Дорога шла неведомо куда,-
И вдруг, под елкой, столбик из фанеры -
Простая деревянная звезда.
А дальше лес и молчаливой речки
Охваченный кустами поворот.
Я наклонился к маленькой дощечке:
"Боец Петров", и чуть пониже - год.
Сухой венок из побуревших елок,
Сплетенный чьей-то дружеской рукой,
Осыпал на песок ковер иголок,
Так медленно скользящих под ногой.
А тишь такая, точно не бывало
Ни взрывов орудийных, ни ракет...
Откуда он? Из Вологды, с Урала,
Рязанец, белорус? - Ответа нет.
Но в стертых буквах имени простого
Встает лицо, скуластое слегка,
И серый взгляд, светящийся сурово,
Как русская равнинная река.
Я вижу избы, взгорья ветровые,
И, уходя к неведомой судьбе,
Родная непреклонная Россия,
Я низко-низко кланяюсь тебе.
1943
ЛЮБОВЬ
Не отдавай в забаву суесловью
Шесть этих букв, хотя к ним мир привык.
Они — огонь. «Любовь» рифмует с «Кровью»
Приметливый и мудрый наш язык.
«Любовь» и «Кровь». Покуда сердце бьется
И гонит в теле крови теплоту,
Ты словно пьешь из вечного колодца,
Преобразив в действительность мечту.
От тусклых дней в их неустанной смене,
Когда порою сердцу все мертво,
В нежданный мир чудесных превращений
Тебя любви уводит торжество.
Вот женщина, в которой столько света,
Друг в непогоду, спутница в борьбе,—
И сразу сердце подсказало: эта,
Да, только эта — луч в твоей судьбе!
Пускай она мечты твоей созданье,
Одно воображение твое —
С ней вечности горячее дыханье
Уже легло в земное бытие.
Как зов, дошедший из глубин столетий,
Как вспышка света за порогом тьмы,
И наш огонь возьмут в наследство дети,
Чтобы войти в бессмертье, как и мы.
1946
ВЕРАНДА
Просторная веранда. Луг покатый.
Гамак в саду. Шиповник. Бузина.
Расчерченный на ромбы и квадраты,
Мир разноцветный виден из окна.
Вот посмотри — неповторимо новы
Обычные явленья естества:
Синеет сад, деревья все лиловы,
Лазурная шевелится трава.
Смени квадрат — все станет ярко-красным:
Жасмин, калитка, лужи от дождя...
Как этим превращениям всевластным
Не верить, гамму красок проходя?
Позеленели и пруда затоны
И выцветшие ставни чердака.
Над кленами все так же неуклонно
Зеленые проходят облака.
Красиво? Да. Но на одно мгновенье.
Здесь постоянству места не дано.
Да и к чему все эти превращенья?
Мир прост и честен. Распахни окно!
Пусть хлынут к нам и свет и щебет птичий,
Пусть мир порвет иллюзий невода
В своем непререкаемом обличьи
Такой, как есть, каким он был всегда!
1965
ЗОДЧЕСТВО
Я не хочу крошить по мелочам
Священный хлеб отеческих преданий.
Еще в пути он пригодится нам,
Достоин он сыновней нашей дани.
Отцы ведь были не глупее нас,
И то, что в тьме неволи им мечталось,
Наследством нашим стало в добрый час,
Чтоб их заря все дальше разгоралась.
Когда я с изумлением смотрю
На эти древнерусские соборы,
Я вижу с них, подобно звонарю,
Родных лесов и пажитей просторы.
Не чад кадил, не слепоту сердец,
Взалкавших недоступного им рая,
А творчества слепительный венец,
Вознесшегося, время попирая.
Великий Новгород и древний Псков —
Нас от врага спасавшие твердыни —
Вот что в искусстве старых мастеров
Пленяет нас и радует поныне.
Был точен глаз их, воля их крепка,
Был красоты полет в дерзаньях отчих.
Они умели строить на века.
Благословим же труд безвестных зодчих!
В родном искусстве и на их дрожжах
Восходит нас питающее тесто,
И попирать былое, словно прах,
Родства не помня, было бы нечестно.
А эти крепости-монастыри,
Служившие защитою народу,
Со дна веков горят, как янтари,
На радость человеческому роду.
1965
***
Любовь, любовь — загадочное слово,
Кто мог бы до конца тебя понять?
Всегда во всем старо ты или ново,
Томленье духа ты иль благодать?
Невозвратимая себя утрата
Или обогащенье без конца?
Горячий день, какому нет заката,
Иль ночь, опустошившая сердца?
А может быть, ты лишь напоминанье
О том, что всех нас неизбежно ждет:
С природою, с беспамятством слиянье
И вечный мировой круговорот?
1976
|
