***
Дожди, дожди коснулись щек,
Грустя, деревья порыжели,
И был открыт никчемный счет
Моих побед и поражений.
Струилась осень. День за днем
Линяла летняя палитра,
А я вовсю играл с огнем
И тайно жаждал опалиться.
Не потому, что я, шальной,
Роптал перед глухой стеною —
Я преступил закон иной,
Я виноват иной виною.
И не за то, что я кричал,
Меня, сойдясь, осудят судьи —
За то, что на свою печаль,
Как пластырь, клал чужие судьбы,
За то, что я, сойдя с ума,
Не пощадил чужого сердца.
А суд, законы и тюрьма —
Всего лишь кнут, всего лишь средство
Возмездия за тайный грех,
За то, что, убивая — выжил...
И вот зима. И страшен снег,
Запятнанный капелью рыжей.
СОРОКАЛЕТИЕ
Как славно знать, что был ты несерьезен,
Что ты плевал на важные дела
И что беспечность, как смола из сосен,
Свободно и естественно текла.
Пусть рот кривят солидные мужчины
С высот сорокалетья своего.
Как славно знать, что не было причины
И что тебя кружило озорство.
О тени предков, преданных идеям,
Сюжетцы для возвышенных стихов!
Куда как лучше стать себе злодеем
За просто так, во имя пустяков.
Брести без брода и ваять из снега,
Уйти в бега, влюбиться на пари...
Мальчишество мое, мой alter ego,
Со мной всегда на равных говори.
Никто не властен над своей планидой,
Но можно ей подножку дать, шаля...
Эй, наверху! За простоту не выдай!
Не расступайся, мать сыра земля.
ДРУЗЬЯМ
Была щедра не в меру Божья милость.
Я был богат. Не проходило дня,
Чтоб манною небесной не валилось
Сочувствие людское на меня.
Я подставлял изнеженные горсти,
Я усмехался: «Господу хвала!»,
Когда входили караваном гости
С бесценным грузом света и тепла.
Но только здесь сумел уразуметь я —
От ваших рук, от ваших глаз вдали —
Что в страшное, ненастное трехлетье
Лишь вы меня от гибели спасли.
Нет, не единым хлебом люди живы!
Вы помогли мне выиграть бои,
Вы кровь и жизнь в мои вливали жилы,
О, лекари, о, доноры мои!
Все кончено. Сейчас мне очень плохо.
Кружится надо мною непокой.
Кому вздохнуть: «Моя ты суматоха...»
И лба коснуться теплою рукой?
Все кончено. Не скоро воля будет,
Да и надежда теплится едва.
Но в тишине опустошенных буден
Вы превратились в звуки и слова.
Вы, светлые, в тюремные тетради
Вошли, пройдя подспудные пути.
Вас во плоти я должен был утратить,
Чтоб в ритмах и созвучьях обрести.
Вы здесь, со мной, вседневно, ежечасно,
Прощеньем, отпущением грехов:
Ведь в мире все покорно и подвластно
Божественной невнятице стихов...
РОМАНС О РОДИНЕ
Страна моя, скажи мне хоть словечко!
Перед тобой душа моя чиста.
Неужто так — бесстыдно и навечно —
Тебя со мной разделит клевета?
Свои мечты сбивая в кровь о камни,
Я шел к тебе сквозь жар и холода,
Я шел тобой. Я шел, и на глаза мне
Как слезы, наплывали города.
Я не таю ни помысла дурного,
Ни сожалений о своей судьбе.
Страна моя, ну вымолви хоть слово,
Ведь знаешь ты, что я не лгал тебе.
Ведь не бросал влюбленность на весы я
И страсть мою на доли не дробил —
Я так любил тебя, моя Россия,
Как, может быть, и женщин не любил.
Чтоб никогда не сетовал на долю,
Чтоб не упал под тяжестью креста,
Страна моя, коснись меня ладонью —
Перед тобой душа моя чиста.
ФЕВРАЛЬ
А за окном такая благодать,
Такое небо — детское, весеннее,
Что, кажется, мне незачем и ждать
Другого утешенья и спасения.
Забыто зло, которое вчера
Горланило и души нам коверкало.
Ну, милые, ну, женщины, пора
Взглянуть в окно, как вы глядите в зеркало.
Уже плывет снегов седая шерсть
И, словно серьги, с окон виснут каплищи.
Еще чуть-чуть — и всем вам хорошеть,
Сиять глазам, платкам спускаться на плечи.
Еще чуть-чуть — и вам ночей не спать,
Мечтать взахлеб и все дела откладывать.
На улице года помчатся вспять,
И у прохожих будет дух захватывать.
(А в этот миг умолкнет перестук,
Собрав мешок, на полустанке выйду я,
За тыщу верст учую красоту
И улыбнусь, ревнуя и завидуя.)
А вас весна до самого нутра
Проймет словами нежными и грубыми.
Ну, милые,— пора, пора, пора
Расстаться вам с печалями и с шубами.
ГДЕ ОН, МОЙ КОНЬ?
Уже на небе гремит посуда,
И скоро грянет жестокий пир,
А наши кони еще пасутся,
А наши кони еще в степи.
Они бессмертны — вовек хвала им!
И мы ведь помним дорогу к ним,
Мы зануздаем и заседлаем
И, эх, как двинем под проливным.
Тебя облепит намокшим платьем,
О, амазонка, гони за мной!
А кони мчатся, и наплевать им
На тьму и ругань, на дождь и зной.
Ведь наши кони — веселой масти,
Зеленой, рыжей и голубой,
И подковал их веселый мастер
Для бурь, для бега, для нас с тобой.
И мы дождемся большого солнца,
Большого мира во всей красе;
Табун гривастый еще пасется,
Плывут копыта в ночной росе.
ЮБИЛЕЙНЫЙ МАРШ
Нам говорят: «Вы продались
Врагам за центы и за пенсы,
Вы предали социализм,
Подонки вы и отщепенцы!»
Нас осудили: раз — и квас!
Мы вызываем страх и жалость;
А кто ликует больше нас,
Что Власть полвека продержалась?
Ведь наступленья Ноября
Мы ждем с томленьем упованья,
Как ждет зека (и часто зря!)
Минуты личного свиданья.
Благоухают, как цветы,
Привычные супы и каши,
Добры, как ангелы, менты,
И сладких грез полны параши.
Вперяя в будущее взгляд,
Твержу, о прошлом не жалея:
— Как хорошо, что был я взят
ДО, а не ПОСЛЕ юбилея!..
***
Я устал огрызаться по-волчьи,
Кислотою въедаться в металл,
Я от ненависти, от желчи,
Я от челюстей сжатых устал.
Засмеяться, запеть хорошо бы,
Примиренно уснуть к десяти.
Только пойло из тягостной злобы
Мне от губ своих не отвести.
Я ночую и днюю с бедою,
Сушит глотку проклятый настой;
Кто нагнется с живою водою
Над убитой моей добротой?
Говорят, есть песчаная отмель,
Взрывы сосен и в море огни...
То, что молот бессмысленный отнял,
Отдадут мне, быть может, они?
Говорят, есть луга и ущелья,
И леса, и роса, и жнивье —
Может, в этом мое возвращенье,
Воскресенье, спасенье мое?
Может, так под овации лютен
Решено на Высоком Суде:
От людей! Чтобы заново — к людям.
От себя! Чтобы снова — к себе!
***
Подари мне незнакомый город,
Чтобы стал я сильным и счастливым,
Подари мне город на рассвете,
Вымытый ночным коротким ливнем.
Обмани меня, что длится лето
И что нам не надо торопиться,
Покажи, как мягким светом льется,
Отражаясь в лужах, черепица.
Подари мне запах теплой хвои,
Старых стен иноязычный говор,
Улочки, мощенные камнями,
Бурых башен простодушный гонор.
Подари — чтоб он при нас проснулся,
Город за оконной занавеской,
Чтоб могли мы вместе любоваться
Статью горожанок деревенской.
Чтобы уши, и глаза, и ноздри
Утолили многолетний голод —
Подари мне город на рассвете,
Подари мне незнакомый город.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
И я пришел. И, севши у стола,
Проговорил заветное: «Я дома»;
И вдруг дыра оконного проема
В меня, как наваждение, вошла.
Беда вдовства, сиротства и тоски
Бок о бок села, руку мне пожала,
И копоть отпылавшего пожара
С измятых стен плеснула мне в зрачки.
Здесь шли бои. Здесь кровное мое
Держало фронт и раны бинтовало,
Здесь день за днем с усмешкой бедовало
И маялось окопное житье.
Здесь властвовал непрочности закон,
Он уцелел, он властен и поныне.
И воздух здесь, как водка на полыни,
Глотай его, горяч и горек он.
И я пошел по битому стеклу
К тому углу, где в клочьях писем наших
Губной помады медный карандашик,
Как стреляная гильза, на полу.
И голос твой пронесся и затих,
И прозвучал, и смолкнул шелест платья;
О, где мне взять горючие проклятья
И причитанья прадедов моих?..
...Полы натерты. Весел цвет вина.
Промыты окна. Свеж букет осенний.
Для новых бед и новых потрясений
Готово все. Не кончена война.
|