ОРЕНБУРГСКИЙ ПУХОВЫЙ ПЛАТОК
В этот вьюжный неласковый вечер,
Когда снежная мгла вдоль дорог,
Ты накинь, дорогая, на плечи
Оренбургский пуховый платок!
Я его вечерами вязала
Для тебя, моя добрая мать,
Я готова тебе, дорогая,
Не платок - даже сердце отдать!
Чтобы ты эту ночь не скорбела,
Прогоню от окошка пургу.
Сколько б я тебя, мать, ни жалела,
Все равно пред тобой я в долгу!
Пусть буран все сильней свирепеет,
Мы не пустим его на порог.
И тебя, моя мама, согреет
Оренбургский пуховый платок.
НА МАМАЕВОМ КУРГАНЕ
На Мамаевом кургане тишина,
За Мамаевым курганом тишина,
В том кургане похоронена война,
В мирный берег тихо плещется волна.
Перед этою священной тишиной
Встала женщина с поникшей головой,
Что-то шепчет про себя седая мать,
Все надеется сыночка увидать.
Заросли степной травой глухие рвы,
Кто погиб, тот не поднимет головы,
Не придет, не скажет: "Мама! Я живой!
Не печалься, дорогая, я с тобой!"
Вот уж вечер волгоградский настает,
А старушка не уходит, сына ждет,
В мирный берег тихо плещется волна,
Разговаривает с матерью она.
***
Я в России живу не гостем.
И, понятно, — я кровный сын.
Тихо кланяюсь сельским погостам
И просёлочным пяткам босым.
И платкам, в мелкий синий горошек,
Дружной высыпке жёлтых опят.
И захлёбыванию гармошек,
Что под радугой звенят!
***
Убей меня, смерть на лету,
Как тетерева растопыренного,
Перечеркни суету,
Убожество быта настырного.
Не бей меня, смерть, лежачего,
Безвольного и больного.
Тебе это вовсе не для чего,
Как хилый орёл — птицелову.
Поставь меня, смерть, на бруствер,
Срази меня пулей-дурой!
Прощально я вскрикну над грустью,
Над этой поляной бурой.
Не мучь меня, смерть, докторами,
Грелками, сёстрами, градусниками.
Руби мне скорей топорами
Моё помещенье нерадостное.
Я, этой земли фаворит,
Начну травяное шатание.
Тем более, что алфавит
Свёл Бокова с бабой ботаникой.
ЧУДО
Жизнь — ужасная штука,
Если о ней помыслить.
То захотят повесить,
То захотят повысить,
То тебя в генералы,
То тебя в рядовые,
То тебе гонорары,
То тебе чаевые.
То тебя в Гамбург и Дрезден,
То тебя, наоборот,
Сунут в какую-то бездну,
К жабам полесских болот.
И всё-таки: жизнь — это чудо,
А чуда не запретишь!
Да здравствует амплитуда —
То падаешь, то летишь!
***
Живу, не жалуясь, не горбясь,
Один девиз для всех — борьба.
Как крест, несу печаль и гордость,
Презрев смирение раба.
Горячий лоб покрыт печалью,
Знак горькой боли меж бровей.
Ещё один рассвет встречаю
Всей грудью смелости моей!
***
Жизнь моя — трава зелёная.
Донник. Клевер. Зверобой.
Речка, ветром измененная,
Нежный всплеск воды рябой.
Жизнь моя, как поле, пахана,
Боронёна бороной,
Бабки жалостливо ахали,
Причитали надо мной.
Но распались все напраслины,
На ногах я устоял.
Подходи, волна прекрасная,
И дари девятый вал!
АЛЕВТИНА
Когда я вижу взгляд твой синий,
Улыбку ясную твою,
Я всю историю России
Читаю, как по букварю.
В прищуре пращура таилась
Лукавинка и хитреца,
И эта женственность, и милость,
И очерк твоего лица.
Твоё сияние и сила,
Плеча прекрасного овал.
Что будешь ты мила, красива,
Твой предок, несомненно, знал.
В какой-то курской хате древней,
В глухой ночи, в степном краю,
Он обнимал и звал царевной
Прамать — праженщину твою.
Она шептала: — Я заждалась,
Тоской всю душу извела.
Вот ты когда ещё рождалась,
Вот ты когда ещё была!
Твоя краса не с неба пала,
И не с икон сошёл твой лик,
И поцелуй у крастонала
Нанёс не ангел, а мужик.
Вот почему ты вся земная,
Вся тёплая, как печь в дому,
Вот почему тебя, родная,
Я над землёю подыму!
|
